Смерть
Кришнамурти в некотором роде так же загадочна, как и его жизнь. По иронии судьбы,
чувствуя большую часть своей жизни, что легче «ускользнуть», чем оставаться
живым, он был вынужден жить, стремясь «ускользнуть». Он верил, что знает, когда
умрет; и все же смерть подступила, удивив его. Когда в своей последней записи
в Охай он говорил о «проклятых индийских суевериях», он, естественно, имел в
виду традиционную веру индийцев в то, что святой человек может вызвать, смерть
по желанию. К. мог умереть, попросив отсоединить трубку для искусственного питания,
но это, как он осознавал, означало самоубийство, насилие над вверенным ему телом
– святое доверие.
К. выразил удивление, что «другой» желает оставаться в больном теле; почему
он не отпустит его? Он интересовался, не вызвана ли болезнь каким–то неправильным
поступком. Можно спросить, разрешил ли «другой» умереть, потому что тело стало
бесполезным, или он позволил развиться смертельной болезни потому что все было
уже сказано, а учение завершено? И в том, и в другом случае «другой» явно не
оставил его в конце.
К. верил, что нечто решает, какие события произойдут с К., нечто, о чем он не
мог говорить; в то же самое время он повторял как удивительно бы было, если
бы было нечто, которое абсолютно все решало бы за К. Возникает противоречие,
правда? Тогда, может найти еще ряд несоответствий в заявлении К. о самом себе.
К. никогда не сомневался, что всегда был защищен. Он был убежден, что с ним
ничего не может случиться, когда он летит самолетом или перемещается другим
образом, поскольку ему приказано говорить; подобная защищенность распространяется
и на его спутников. То была его обязанность, вот почему он не подвергал себя
опасности даже ради удовольствия, как в случае с дельтапланом. Он никогда не
сомневался в важности своего учения и тела, порученного его заботам. Он даже
говорил, что потребовались века, чтобы создать такое тело. (Всегда говорилось
«учение», «тело», но никогда «мое учение», «мое тело».) Казалось, он был как
внутри, так и снаружи собственной тайны. Он не хотел делать тайны; тем не менее,
тайна существовала; он, казалось, не мог разрешить ее сам, не считая это своим
делом, хотя побуждая к этому других, когда смог бы подтвердить их решение.
К. говорил, что учение пришло как «откровение»; если бы он сидел, обдумывая
его, оно бы не пришло к нему. Но, однако, очевидно, что откровение приходило
к нему ежедневно, когда он писал «Записные книжки». Что побудило его внезапно
написать «Записные книжки»? Не принимая во внимание содержание, это огромная
рукопись объемом в 323 страницы, без единой помарки. Как говорил К., напрашивается
вывод, что он был средством, которым пользовалось нечто, и от которого исходило
учение. Однако он большей частью был настолько пропитан этим «нечто», что слился
с ним, а когда оно удалялось, то всякий раз возвращалось, когда о нем говорили
серьезно, открывая себя К. особенно во время ночных незваных медитаций. Иногда
К. как бы выражает удивление, появлениям «нечто», например, когда он описывает
в «Записных книжках», как прибыл из мирного Гштаада в парижскую квартиру на
восьмом этаже, где «сидя спокойно во второй половине дня, разведывая крыши домов...
совершенно неожиданно благословение, сила, иное пришли с мягкой ясностью, заполнив
комнату и оставшись в ней. Это здесь, когда я пишу эти строки».
Я слышала, что высказывалось мнение, в котором откровение К. сравнивалось с
даром художника, особенно музыканта; ведь точно также можно попытаться выяснить,
как возникла гениальность Моцарта. Если учение является плодом мысли К., в такой
точке зрения есть доля истины; но я никогда не слыхала, чтобы гений проходил
через «процесс», подобно К.
Загадка Кришнамурти сразу же будет разгадана, если принять теорию о том, что
Лорд Майтрейя занял приготовленное для него тело. Тогда все, имеющее отношение
к «процессу», встанет на свои места; все послания, «проносимые через» в Охай,
Эрвальде и Пержине, собственное убеждение К., что боль необходимо выдержать,
не пытаясь ее снять или ослабить. Феномен может быть объяснен в послании к Нитье,
«переданном» в Охай: «Работа, которая сейчас идет, огромной важности и исключительной
тонкости. Впервые подобный эксперимент проводится в мире.»
Сам К. полностью не отвергал эту теорию, не более, чем то, что он является Мировым
Учителем. Он просто говорил, что она «слишком конкретна», «недостаточно проста»,
на самом деле так чувствуется. В 1972 году К. выступал перед группой людей в
Охай, и ему задали вопрос о том, кто он есть. К. ответил: «Чувствую, мы соприкасаемся
с чем-то, что мыслящий ум никогда не сможет понять... Есть нечто, удивительное
хранилище, которое, соприкасаясь с умом, открывает нечто такое, что интеллектуальная
мифология – изобретение, предположение, догма – не в состоянии открыть. Существует
нечто, недоступное мозгу.» Тем не менее, когда я задала ему вопрос два года
спустя, он сказал, что, хотя не может разобраться сам (вода не знает что значит
вода), абсолютно уверен, что Мери Зимбалист, я и другие откроют правду, если
действительно задумаются, сказав: «Давайте попробуем, и тут же добавил: только
необходимо, чтобы ум был пуст.» Вот так мы снова возвращаемся к «пустому уму».
К. неоднократно обращал мое внимание на пустоту ума мальчика, пустоту, которую,
как он говорил, никогда сам не потерял. Что же сохраняло эту пустоту? – спрашивал
он. Что защищало ее? Когда он писал о тайне, он всегда начинал с пустого ума.
Слова, которые он произнес за девять дней до смерти, так же запали мне в память,
как и все остальное: «Если бы все знали, что потеряли – безбрежную пустоту».
К. утверждал, что теософия, вскормившая его, никогда его не обуславливала. Невозможно,
чтобы как-то подсознательно она на него не повлияла (хотя он не признавал такого
понятия как подсознание); когда он покидал тело, как же быть с его словами о
Лорде Майтрейи, учителях и т.п.? Но и это не объяснит, почему он покидал тело,
почему шел «процесс».
Еще один аспект касается энергии, которая часто входила в него или проходила
через него. Говоря серьезно о том, кто он есть, К. говорил: «Вы можете почувствовать
это в комнате – пульсацию». В своей; последней записи он сказал: «Я не думаю,
что люди осознают, какав удивительная энергия и разум прошли через это тело.»
Услыхав это слова на кассете, я сразу вспомнила ту силу, которая прошла через
меня в Броквуде у двери гостиницы тогда, когда я менее всего ожидала этого.
Если подобная сила, эта удивительная энергия использовала тело К. с момента,
когда в 1922 году начался «процесс», удивительно, как он смог так долго прожить.
Была ли энергия тем, «другим»? Не эта ли энергия вызывала боль во время «процесса»?
Продолжалась ли энергия, «процесс» с 1922 года и до конца его жизни с постепенным
уменьшением только из-за того, что тело медленно открывалось для того, чтобы
вобрать в себя большую пустоту ? Убила ли бы его эта энергия, проходившая через
него, если бы вошла сразу, без того, чтобы тело было настроено на ее получение?
Теперь мне кажется, можно задать вопрос: знал ли К. о себе и своем предназначении
больше, чем открыл людям? Когда он говорил нам с Мери Зимбалист, что подтвердит
истину, если мы откроем ее, что мы сможем облечь ее в слова, действительно ли
он так думал, когда говорил: «Мне говорить нельзя, но если откроете сами, тогда
я смогу сказать.» Итак, что же? Наверное, самое важное он сказал однажды Мери,
когда она спросила его перед отлетом в Дели в конце октября 1985 года, увидится
ли с ним снова: «Внезапно я не умру. Все предрешено за меня кем-то другим. Об
этом нельзя говорить. Мне не разрешено, понимаешь? Все гораздо серьезней, есть
вещи, о которых не знаешь. Громадные, и я не могу сказать. Все обусловлено «кем-то»
(заметьте, не «нечто»).
Очевидно, К. было известно многое о себе, о чем он никогда не говорил, хотя
в последней записи он чуть-чуть приоткрыл занавес.
Многие люди поймут, что любая попытка решить загадку Кришнамурти – не только
потеря времени, но и в целом не столь важна. Важно учение, а не его выразитель.
Но для всех, кто знал юного Кришну, принимал участие в предшествовавших событиях
и не может принять, что учение родилось в его мозгу, мучительная загадка остается
до тех пор, пока кому–то не удастся «освободить, сделать пустым собственный
мозг». К. говорил: «Эта вещь в комнате. Если вы спросите, что она есть, ответа
не получите. Она скажет: «Вы слишком малы.» Да, вот то смиренное чувство, с
которым остаешься; слишком мал, слишком мелочен, с вечно чирикающим мозгом.
В том же духе К. сказал в последней записи: «Все они делают вид или пытаются
вообразить, что могут соприкоснуться с этим. Возможно, как-нибудь и смогут,
если будут жить учением». Но, не принимая во внимание его происхождения, учение
Кришнамурти появилось в критический момент человеческой истории. Как он однажды
сказал репортеру из Вашингтона: «Если человек коренным образом не изменится,
не произойдет мутация клеток головного мозга, мы уничтожим себя. Психологическая
революция возможна сейчас, а не через тысячу лет. Человечество прошло путь в
тысячи лет, но осталось дикарем. Итак, если мы но изменимся сейчас, мы останемся
дикарями не только теперь, но и через тысячу лет.» И если спросят: как же трансформация
одного человека окажет влияние на весь мир, можно ответить только словами Кришнамурти:
«Изменитесь, тогда увидите, что случится».