С
1974 года К. просил меня написать второй том его биографии. Несмотря на мое
собственное желание, перед тем, как приступить к книге, я долго размышляла,
осознавая, что передо мной стоит задача значительно более трудная, чем при написании
первого тома, где рассказывалось об увлекательной, местами необычной, истории
его жизни. Последние же 40 лет были внешне бедны событиями, хотя К. и вел захватывающую
дух внутреннюю жизнь. Мне понадобилось 5 лет, чтобы почувствовать себя готовой
взяться за книгу, причем одним из первых шагов была еще одна попытка разгадать
кем и чем он был. Чтение «Дневника» не помогло выяснению загадки.
Поэтому в июне 1979 года, когда К. приехал в Броквуд, я поехала туда, дважды
ведя с ним длительные беседы. Присутствовавшая при встрече Мери Зимбалист вела
записи. Яне делала в то время собственных записей и не пользовалась магнитофонной
записью, которая могла препятствовать естественному течению разговора. Первый
разговор состоялся утром в большой спальне К., которая выходила окнами на юг
на расположенные внизу лужайку и поля; К. сидел в кровати, выпрямив спину и
скрестив ноги, одетый в бледно-голубой халат. В комнате слабо пахло сандаловым
деревом, запах которого всегда ассоциировался у меня с К. Кажется, даже писчая
бумага пропиталась этим запахом. К. тем утром был очень оживлен и, казалось,
стремился к новому открытию. Я начала с вопроса сможет ли он объяснить что сделало
его таким, какой он есть. Он ответил на вопрос вопросом, выясняя, какого рода
объяснения я жду. Наиболее приемлемое объяснение, ответила я, содержалось, конечно,
в теории Безант и Ледбитера о том, что Лорд Майтрейя воспользовался заранее
подготовленным телом; субъект мысли прошел серию инкарнаций, пока не родился
в теле брахмана, более чистом, чем любое другое, поскольку он не принимал мясной
пищи и алкоголя в течение многих поколений. Подобное объяснение позволяет истолковать
сам «процесс» – тело «настраивалось» на определенный лад, становясь все чувствительнее
для размещения божественного обитателя, сливая воедино в конечном итоге сознание
Лорда Майтрейи и самого Кришнамурти. Иными словами, все, что предсказали миссис
Безант и Ледбитер, сбылось. К. согласился, что такая версия правдоподобна, хотя
он думает, что на самом деле не так. Я высказала еще одно предположение: в мире
имеется огромный резервуар добродетели, к которому можно подключиться, что делали
великие артисты, гении и святые. К. сразу же отверг эту мысль. Тогда я высказала
еще одну точку зрения о том, что сам Кришнамурти прошел через многие жизни,
чтобы стать таким, какой он есть, хотя самой мне такое объяснение не казалось
правдоподобным, поскольку Кришна в молодости, как я вспоминаю, был довольно
поверхностен, ребячлив, почти слабоумен, ничем кроме гольфа и мотоцикла по–настоящему
не интересовался. Я не понимала как подобное существо могло развить мозг, чтобы
создать стройное учение Кришнамурти. Далее цитирую по записям Мери Зимбалист:
М.Л.: Учение совсем непростое. Как могло оно идти от такого недалекого мальчика?
К.: Вы признаете что существует тайна. Мальчик отличался нежностью, был рассеян,
не проявлял признаков ума, любил спортивные игры. Что важно здесь, так это пустой
ум. Как мог пустой ум к этому прийти? Была ли необходима пустота для проявления
загадки? Разве то, что получилось, пришло из универсального источника, подобного
гениям в других областях? Религиозный дух не имеет ничего общего с гением. Почему
же пустой ум не заполнился теософией и т.п. ? Предназначалась ли эта пустота
особым образом для проявления? Мальчик отличался странностью с самого начала.
Почему так было? Было ли тело подготовлено предыдущими жизнями или просто сила
эта избрала пустое тело? Почему он не стал омерзительным в результате выказываемого
ему обожания? Почему не стал циничным, язвительным? Что сберегло его от этого?
Эта пустота охранялась. Но чем?
МЛ.: Как раз это мы и пытаемся выяснить? К.: Всю жизнь им руководили, защищали.
Когда я сажусь в самолет, я знаю, что ничего не случится. Правда, я не делаю
ничего, чтобы спровоцировать опасность. Я бы с удовольствием поднялся ввысь
на дельтаплане (как предложили ему в Гштааде), но я чувствовал: «Нет, я не должен».
Я всегда чувствовал себя защищенным. Может, чувство защищенности родилось потому
что Амма (миссис Безант) всегда видела что я был – всегда видела, что мною руководили
две сущности. Не думаю, что дело было именно так.
М.Л.: Конечно, нет, поскольку другое событие, «процесс», – случился впервые,
когда вы были вдалеке от всех них – наедине с Нитьей в Охай.
К.: Да, пустота никогда не уходила. На приеме у дантиста в течение 4-х часов
ни одна мысль не возникала у меня в голове. Только во время разговора или письма
«это» начинает действовать. Я удивляюсь, пустота все еще присутствует. С тех
лет до настоящего времени – восьмидесяти лет или где – то так – содержать ум
с пустотой. Как это происходит? Вы можете чувствовать сейчас в этой комнате.
Это происходит сейчас в этой комнате, потому что мы затрагиваем нечто очень,
очень важное, и оно вливается. Ум этого человека с самого детства вплоть до
настоящего времени в постоянной пустоте. Не делаю из этого загадки: почему такое
не может произойти с любым?
МЛ.: Когда вы ведете беседы, ум ваш пуст?
К.: О, да, совершенно. Но я интересуюсь лишь тем почему он остается пуст. Поскольку
он пуст, не возникает проблем.
МЛ.: Это уникальное явление?
К.: Нет, когда вещь уникальна, другие не могут получить ее. Я хочу избежать
любой загадочности. Я понимаю, что разум мальчика остался прежним. Иное присутствует
теперь. Разве вы не чувствуете? Это похоже на пульсацию.
МЛ.: Суть вашего учения в том, что у каждого может быть подобное ? (Я действительно
ощущала пульсацию, но не была уверена не было ли это плодом воображения).
К.: Да, если оно уникально, оно ничего не стоит. Но это не так. Ум держат в
пустоте, как бы говоря: хотя я пуст, ты, икс, сможешь иметь это?
МЛ.: Вы имеете в виду, что он пуст как раз для того, чтобы можно было сказать,
что это может произойти с каждым?
К.: Верно, верно. Но это «то» хранило ум пустым? Как он мог оставаться пустым
все эти годы? Невероятно. Никогда не задумывался над этим. Так не произошло
бы, если бы он был привязан. Почему он не был привязан? «То», должно быть, сказало:
«Должна быть пустота, иначе я – оно– не могу действовать.» В этом признание
различных загадочных вещей. Что же это за «то», которое держит в пустоте, чтобы
сказать все это? Не был ли найден мальчик, который наверняка должен был остаться
пустым? У мальчика явно не было страха выступить против Ледбитера, теософии,
авторитета. Амма, Ледбитер, они обладали огромным авторитетом. «То», по –видимому,
действовало. Это должно быть возможно для всего человечества. Если нет, в чем
же тогда смысл?
Здесь разговор прерывается; К. следовало подготовиться к предстоящему ланчу
в школьной столовой. После ланча разговор возобновился на кухне в западном крыле:
К.: Мы так и не выяснили, почему мальчик так и остался пустым с тех пор. Не
означает ли пустота отсутствия эгоизма, «Я», мой дом, привязанность? Но как
же пришла пустота, в которой отсутствует «Я» ? Было бы легко сказать, что Лорд
Майтрейя подготовил тело, и содержал его пустым. Ничего нет проще, но эта простота
подозрительна. Можно предположить, что само «Я» К. находилось в контакте с Лордом
Майтрейей и Буддой, сказав: «Я ухожу; то, другое, важнее моей ничтожной персоны.»
Оно не чувствовало себя чистым и правильным. Лорд Майтрейя избрал тело с практически
невыраженным «я», решил проявиться через него, содержа тело в чистоте. Амма
говорила, что в лице К. было много важного, поскольку оно выражало «то». Оно
было подготовлено к «тому». Но это значит, что все не могли бы иметь это. Тогда
К. – биологический феномен. Легкий выход из положения. В чем же правда? Не знаю.
Действительно не знаю. В чем правда происходящего? То не самообман, не призрачная
иллюзия, навязанное состояние, выдумка, но я не знаю как выдумывать. Еще одна
особенность состоит в том, что К. всегда испытывал влечение к Будде. Было ли
это влиянием? Не думаю. Может быть тот резервуар – это Будда? или Майтрейя?
В чем правда? Неужели никогда не выясним?
Мери З.: Вы чувствовали когда-нибудь, что вас используют, что в вас входит нечто?
К.: Я бы не сказал так. Оно входит в комнату когда ведется серьезный разговор.
М.Л.: Есть ли связь с болью?
К.: Боль приходит когда я спокоен, не разговариваю. Она медленно входит в тело,
пока тело не говорит: «Достаточно.» Достигнув кризиса, тело теряет сознание;
боль улетучивается, или если вмешаться, это прекращается.
М.Л.: Можно руководить «процессом» извне?
К.: Я не могу. Но в чем же истина? Есть во всем этом элемент, не имеющий отношения
к человеку, мысли или «Я». Я не таков. Может быть, того, что мы не можем открыть,
нельзя касаться, нельзя проникнуть в него? Я задаюсь вопросом. Я часто чувствовал,
что меня это не касается, что не удастся постичь тайны. Когда мы говорим, что
это проявляется когда ум пуст, я думаю, что и не в этом тоже дело. Мы подошли
к тупику. Я вел беседы с вами, с ней (Мери), с Субба Рао (который давно знаком
и К.). Он сказал: «Ты был таким с самого начала». Я спрашиваю себя: «Верно ли
это?» Если да, то нет надежды для других. Неужели к этому нечто нельзя прикоснуться?
Мы пытаемся своим умом прикоснуться к «тому». Пытайтесь узнать что есть «то»,
когда ваш ум совершенно тих. Чтобы открыть эту истину, ваш ум должен быть пуст,
а не мой, который уже в пустоте. Но есть фактор, который мы упускаем. Мы подошли
к точке, где наш мозг, наш инструмент познания потерял всякий смысл.
М.Л.: Удастся ли раскрыть тайну кому-нибудь другому? Есть ли право исследовать?
К.: Конечно, вы сможете, поскольку вы об этом пишете. Я нет. Если вы с Марией32
сядете и скажете: « Давайте исследовать», – я уверен, вы найдете объяснение.
Или поступайте так по одиночке. Я вижу нечто, и это – правда, но я не смогу
выяснить этого. Вода не может понять почему она вода. В этом истина. Если вы
выясните, я подтвержу это.
МЛ.: Вы узнаете, что это верно?
К.: Вы разве не ощущаете его присутствия в комнате ? Это становится сильнее
и сильнее. Это начинается с моей головой. Если вы задаете вопрос и отвечаете
«Я не знаю», то вы на правильном пути. Если бы я писал, я бы сделал так. Я бы
начал с мальчика, который был полностью пуст.
М.Л.: Вы не возражаете, если будет сказано, что вы хотите найти объяснение этому?
К.: Мне безразлично. Говорите, что считаете нужным. Уверен, что каждый, кто
начнет думать в этом направлении, сумеет найти ответ. Я абсолютно уверен. Абсолютно,
полностью. Как и в том, что мне этого не дано.
М.Л.: Если же удастся понять, но окажется невозможным облечь в слова?
К.: Вы сможете. Вы найдете путь. Как только находишь объяснение, приходят слова.
Как в стихах. Когда вы открыты для поиска, когда создаете в уме условие, вы
делаете открытие. Как только приходите к нему, все становится на свои места.
Таинственность исчезает.
М.Л.: Тайна не будет против того, чтобы ее открыли?
К.: Нет, тайна исчезнет.
М. Зимбалист: Но тайна есть нечто священное.
К.: Священное останется.
На этом разговор закончился, потому что у К. сильно разболелась голова и ему
пришлось пойти прилечь. Боль приходила не только тогда, когда он был спокоен,
но и когда он говорил на подобную тему. Я вернулась в Лондон в ужасе перед ответственностью,
которую он возложил на нас. Он был «абсолютно уверен», что мы сможем открыть,
если попытаемся, правду о нем, но я все еще не верила, что сам он не мог помочь
приблизиться к правде; три недели спустя я снова беседовала с ним в Броквуде
перед его отъездом в Гштаад. Беседа снова состоялась на кухне в западном крыле
в присутствие Мери, записи которой приводятся ниже:
MЛ.: Ваше учение очень сложно.
К.: Очень сложно.
М.Л.: Если бы вы читали, вам бы стало понятно?
К.: О, да, да.
МЛ.: Кто создает учение? Вы? Тайна?
К.: Хороший вопрос. Кто создает учение?
М.Л.: Зная вас как К., человека, трудно думать о вас, как о создателе учения.
К.: Вы имеете в виду, как не учившись, вы или другой можете создать учение?
М.Л.: В вас проявляется нечто, что не может быть частью вашего мозга.
К.: Разве в учениях есть необычность?
М.Л.: Да. Различие. Оригинальность.
К.: Давайте разъясним. Если бы я намеренно сел за стол писать учение, сомневаюсь,
смог ли бы я его составить. Расскажу о том, как бывает. Я сказал вчера: «Думать
о чем–то отличается от думания». Я сказал: «Я не совсем понимаю. Позвольте взглянуть»,
и лишь взглянув, я увидел это ясно. Сначала есть чувство отсутствия мысли, затем
что-то приходит. Но если б я садился для этого, я не смог бы это сделать. Шопенгауэр,
Лени, Бертран Расселлидр много читали. А тут перед вами феномен, которого не
обучали, не тренировали. Как он обрел то, что имеет? Что это такое? Если бы
только К. – он не образован, мягок – откуда же все пришло? Такой человек не
мог вывести учение.
М.Л.: Оно не пришло к нему через мысль?
К.: Это то же самое, что и ... как говорят в библейских сказаниях? – откровение.
Это происходит всегда, когда я говорю.
М.Л.: Способствует ли аудитория откровению?
К.: Нет. Начнем сначала. Если глубже, то вопрос в следующем: был найден мальчик,
который был не в состоянии впитать ни теософию, ни обожание ни к идеи Мирового
Учителя, ни собственность, ни огромные денежные суммы – ничто не повлияло на
него. Почему? Кто же защитил его?
МЛ.: Для меня трудно не персонифицировать силу–защиту кем-то. Сила–защита –
слишком пространное понятие для нашего ограниченного мозга, но, возможно, она
подобна проводнику молнии. Молния, электричество находят проводник – самый прямой
путь на землю. Сила эта, которая зовется любовью, нашла проводник в пустом уме.
К.: Должно быть специальное тело. Как было подготовлено, не подвергшись порче,
тело? Ведь повредить его было так легко. Следовательно, сила охраняла его.
МЛ.: А тренировка – раскрытие посредством «процесса»?
К.: То пришло позже.
МЛ.: Как только тело достаточно окрепло.
К.: Да, но если вы признаете это, то был выбран феномен, в мягком смысле слова.
Феномен подготовили для учения, и он совершенно не важен. Любой может принять
учение, увидеть правду его. Если вы признаете феномен важным, то тогда он начинает
определять все остальное.
М. Зимбалист: Феномен нужен для передачи учения, но могут ли не феномены воспринять
его?
К.: Да. да. Поэтому, мы спрашиваем, как же он сохранялся как феномен? Ужасное
слово.
МЛ.: Скажем, сила ждала...
К.: Амма и Ледбитер ожидали проявления Бодхисаттвы, они должны были найти тело,
согласно традиции воплощения Аватаров. Будда прошел через все, страдание и т.д.,
затем все отбросил и стал просветленным. Учение его было оригинальным, но он
прошел через все. Но перед вами феномен, который не прошел и доли того пути.
Возможно, Иисус также был феноменом. Сила, должно быть следила за телом с момента
его рождения. Почему? Как такое случилось? Мальчик из ничем не примечательной
семьи. Как он оказался там? Была ли сила, жаждущая воплотиться, которая создала
мальчика, или сила увидела брахманскую семью, ее восьмого ребенка, сказав: «Вот
этот мальчик.» Это сейчас здесь, в комнате. Если вы его спросите что оно означает,
оно промолчит. Оно сказало бы: «Вы слишком малы.» Я думаю, мы сказали как–то,
что есть резервуар добродетели, которая должна воплотиться. Но тогда мы возвращаемся
к тому, с чего начали. Как же найти объяснение, без упоминания о биологическом
феномене? Но все это свято; даже не знаю, как вы передадите не только святость,
но и все остальное, о чем шла речь. Действительно, невероятно, как не испортился
мальчик. Они делали все, чтобы довлеть на меня. Почему он прошел через охайский
опыт? Может, из-за того, что тело не было достаточно настроено?
М. Зимбалист: Вы никогда не пытались избежать боли.
К.: Разумеется, нет. Вы видели как начиналась боль – около получаса назад. Предположим,
вы все запишете; что скажет нормальный думающий человек, скажем, Джо (мой муж)
об этом? Не скажет ли он, что ничего такого нет и так происходит с каждым гением.
Если бы сказали: «Подвергните критике», какова была бы реакция? Не скажут ли
они, что все это подстроено? Или что это загадка? Пытаемся ли мы соприкоснуться
с загадкой? Осознав это, мы более не соприкасаемся с загадкой. Святость же –
не загадка. Мы пытаемся удалить загадку на пути к источнику. Что бы они сказали?
Что вы создаете загадку из того, где ее нет? Что он просто так рожден? Есть
священное, и оно безгранично. Что будет, когда я умру? Что произойдет здесь?
Зависит ли все от одного человека? Или есть люди, которые продолжат?
М Л.: Вы теперь придерживаетесь иного мнения о том, что произойдет после вашей
смерти, чем десять лет назад в Эппинг-форест.
К.: Не уверен, есть ли разница. Есть книги, но их недостаточно. Если они (окружающие
его люди) действительно это имели бы, они были бы феноменами, подобно К. Феномен
говорит: «Есть ли люди, которые выпили воду, для продолжения дела?» Я бы пошел
к тому, кто знал его и через него получил бы представление о том, кем он был.
Я бы прошел многие мили, чтобы поговорить с тем, кто был с ним: «Вы испили воды,
с чем это можно сравнить?».
Разговор прекратился, поскольку опять К. пришлось пойти прилечь из-за боли в
голове и шее. Я осталась с чувством, что К. хотелось хоть раз бросить взгляд
со стороны, чего он никогда не сможет сделать. Я вспомнила его слова, произнесенные
28 декабря 1925 года после первого посвящения, когда мы верили, что Лорд Майтрейя
говорил через него в Адьяре. Моя мать сообщила ему об изменениях в его лице,
равно как и словах, когда лицо его засияло победным светом при неожиданном переходе
от третьего лица к первому. "Я бы хотел, увидеть это", - ответил он
с сожалением. Точно так же ответил он миссис Кирби, когда она рассказала ему
в омменском лагере об изменениях в его лице.
Я вернулась в Лондон с чувством огромного сострадания к нему. «Вода никогда
не узнает в чем ее суть»,- сказал он в предыдущем разговоре. Он не сможет бросить
взгляд со стороны; никогда не узнает, кто он; никогда не увидит, как преображается
его лицо в моменты особого вдохновения и душевного подъема. Смогу ли я найти
за него? Он сказал, что подобное возможно, велел нам попытаться, тогда как в
1972 году он сказал группе американских попечителей в Охай, что никому понять
не суждено – что есть нечто «Слишком широкое, чтобы передать словами.» Теперь
он говорит: «Когда вы обнаруживаете нечто, у вас должны быть слова чтобы его
назвать». Смогу ли я ? Присущее ему чувство защищенности и настойчиво повторяющаяся
мысль о пустом уме, - вот ключи к поиску. Смогу ли я разгадать? Вызов, брошенный
им, захватывал, опьянял.
Я смогла еще раз поговорить с К. осенью в Броквуде после встречи в Саанене и
Броквуде, а также на последнем семинаре ученых. Я хотела попытаться выяснить,
откуда – снаружи или изнутри его самого – исходило «вдохновение». Он начал с
того, что когда впервые стал выступать, он пользовался теософским языком, но
с 1922 года (года, в котором был опыт в Охае) он пришел к собственному языку.
Он снова прокомментировал положение о пустом уме, сказав: «Когда ум не заполнен,
он только позже узнает что он был пуст.» Снова цитирую по записям Мэри Зимбалист:
М.Л.: Когда же он перестает быть пустым?
К.: Когда необходимо пользоваться мыслью, общаться. В других случаях он незаполнен.
Во время семинара, когда я говорю, он появляется.
М.Л.: Вы видите что-нибудь?
К.: Нет, он просто появляется. Я ничего не вижу и не перевожу. Он обнаруживается,
когда я о нем не думаю. Когда он приходит, он обретает логическую, разумную
форму. Когда же я осторожно обдумываю, записываю, повторяю, ничего не происходит.
М.Л.: Он появляется снаружи, вне вас?
К.: С художниками и поэтами происходит иначе, поскольку они сами его выстраивают.
Осознание его (К.) революционного учения должно приходить медленно, постепенно.
То не подобное языку изменение. (Он снова повторил, как ему предлагали в Гштааде
полетать на дельтаплане). Я бы взлетел как птица и это было бы таким удовольствием.
Но я понял, что я не должен этого делать не нужно. Нельзя делать то, что неблагоприятно
для тела. Я чувствовал так, принимая во внимание предназначение К. Мне нельзя
заболеть, иначе не состоится беседа, вот (Поэтому я предпринимаю меры предосторожности.
Здесь есть тело, чтобы говорить; оно было выращено с целью вести беседу. Все
остальное не важно, поэтому телу требуется защита. С другой стороны, я чувствую,
что есть защита, существующая независимо от меня. Особая форма зашиты, словно
будущее более или менее определено. И защита не только для тела. Мальчик родился
с такой особенностью – ему требовалась защита, чтобы выжить для выполнения своего
предназначения. Каким – то образом тело защищено, чтобы выжить. Какой–то элемент
наблюдает за ним. Нечто защищает его. Проблематично сказать, что это Майтрейя
– слишком конкретное, достаточно простое объяснение. Но я не в состоянии заглянуть
за занавес. Не могу. Я пытался с Пупул (Джаякар) и другими индийскими учеными,
которые настаивали. Я говорил, что "то" не Майтрейя, Бодхисаттва.
Защита слишком конкретна, слишком отработана. Но защиту я чувствовал всегда.
Я была склонна верить, что К. использовали, причем, начиная с 1922 года, действуя
чем-то снаружи. Это совсем не значит, что он был медиумом. Медиум отделен от
того, что он или она «проводит», в то время как К. или что бы ни проявлялось
посредством него, были едины. Его сознание было пропитано другим как губка водой.
Бывали, тем не менее, случаи, когда вода, казалось, пересыхала, оставляя его
таким, каким он сохранился в моих первых воспоминаниях – рассеянным, мягким,
подверженным ошибкам, скромным, простодушным, уступчивым, преданным, заходящимся
в смехе над глупейшими шутками, и в то же время единственным в своем роде при
полном отсутствии тщеславия и самоуверенности. Но затем я обратила взор к «Дневнику»,
«увидев» в нем состояние сознания, полностью принадлежащее лично К., источник
его учения, и мне стало трудно принять теорию о том, что его использовали.
В конце года К. подвергся еще одному психическому воздействию во время прибивания
в Индии. 21 февраля 1980 года в Охае он продиктовал Мэри отчет о случившемся
(Мэри в тот год не сопровождала его в Индию), называя себя в третьем лице:
«Из Броквуда 1 ноября 1979 года К. отправился в Индию. Проведя несколько дней
в Мадрасе, он выехал прямо в Долину Риши. В течение долгого времени он бодрствовал
среди ночи, пребывая в том особенном состоянии медитации, которое сопутствовало
ему долгие годы. Это было нормальным явлением в его жизни. Это не сознательная,
преднамеренное преследование медитации или бессознательное желание достигнуть
чего–то. Совершенно ясно, что такое приходит само, без вызова. Он искусно владел
мыслью, запоминая медитации. Таким образом, в каждой медитации была новизна
и свежесть. Было чувство нарастания движущегося, непрошенного и незваного. Иногда
сила настолько высока, что голова разрывается от боли; иногда возникает чувство
огромной незаполненности, обладающей неизмеримой энергией. Иногда он просыпается,
смеясь от бездонной радости. Такие особого рода медитации, разумеется не вызываемые
специально, возрастали. Только в те дни, когда он путешествовал или возвращался
поздно, они прекращались; точно также тогда, когда он просыпался рано и путешествовал.
С прибытием в Долину Риши в середине ноября 1979 года импульс возрос, и однажды
ночью в странном спокойствии, царившем в той части мира, в тишине, не нарушаемой
уханьем сов, пробудился он, чтобы найти нечто совершенно отличное и новое. Движение
достигло уровня источника энергии.
Не следует путать или даже просто думать о боге или высочайшем главном, брахмане,
которые являются проекциями человеческого ума из-за страха и тоски, нескрываемого
желания обрести полную безопасность. Это совсем не то. Желание не способно достичь
его, слова не обладают нужной силой, равно как и цепочка мыслительного потока.
Меня могут спросить, почему я с такой уверенностью утверждаю, что в этом источник
всех энергий? Можно только ответить с полным смирением, что это так.
В течение всего периода пребывания К. в Индии вплоть до конца 1980 года он каждую
ночь пробуждался с чувством абсолютного. То не состояние, не статичная, фиксированная,
недвижущаяся вещь. В ней вся вселенная, неизмеримая для человека. Когда он возвратился
в феврале 1980 года в Охай, после того, как тело более – менее отдохнуло, возникло
ощущение, что нет ничего выше этого. Вот предел – начало, конец и абсолют. Есть
лишь чувство невероятной безбрежности и необыкновенной красоты.»